— Да.

— Значит, бог решил поиграть с твоими чувствами. — Деметра грустно покачала головой. — Это моя вина. Я обрекла смертную на прихоть бога. Прости меня, Каролина Франческа Санторо, я совсем не хотела причинять тебе боль.

— Нет-нет, — возразила Лина. — Дело совсем в другом. Он не воспользовался своими преимуществами. Мы оба полюбили друг друга!

— Полюбили? Друг друга? — Голос Деметры стал резким. — Как это может быть? Гадес уверен, что ты — Персефона, богиня весны. Он понятия не имеет, что занимался любовью со смертной женщиной. Вдумайся, Каролина! С чего ты взяла, что он любит именно тебя? — Деметра грубо фыркнула, ее красивое лицо исказилось. — Любовь! Ты что, и вправду так наивна? Любовь бессмертных сильно отличается от любви людей! Да ты и сама наверняка слышала в своем мире истории о так называемой любви бессмертных.

Лина вскинула голову и прищурилась.

— Я не ребенок, Деметра! И не надо говорить со мной так, будто я неопытная девчонка, которая влюбляется во всех подряд. Я знаю разницу между любовью и простым желанием. Я знаю, когда мужчина хочет всего лишь попользоваться мной, и точно так же способна понять, когда он честен. Мне нелегко далось это знание, но опыт не прошел даром.

— Тогда тебе следует еще раз подумать, — сказала Деметра.

Лина вспыхнула, как будто негромкие слова Деметры ударили ее.

— Ты просто его не знаешь. Он не такой, как все вы.

— Не такой, как другие бессмертные? Наивная ерунда! Он бог. И вся разница между Гадесом и другими богами состоит в том, что он слишком необщителен и ставит смерть выше жизни.

— А это и есть часть того, что отличает его от прочих. — Лина глубоко вздохнула; она не хотела выдавать тайны Гадеса, но ей нужно было убедить Деметру. — И я — единственная богиня, которую он полюбил.

Деметра прищурилась.

— Это он тебе так сказал? Ну, это ведь твой первый опыт любви бессмертных. Никогда не верь тому, что говорит какой-либо бог в тот момент, когда старается затащить в постель богиню. Он сказал тебе лишь то, что, как он считал, ты хотела бы услышать, что подтолкнуло бы тебя к нему.

Отказываясь верить словам Деметры, Лина замотала головой, но богиня не обратила на это внимания и продолжила нападение:

— На что ты понадеялась? Что вы с ним вечно будете вместе? Ладно, забудь, что ты простая смертная. Забудь, что ты пришла из другого мира. Но даже если бы ты была настоящей богиней весны, неужели ты бы поверила, что Гадес и Персефона могут составить пару, что их имена навеки свяжут воедино? Сама эта идея нелепа! Как может весна существовать в мире умерших?

— А весне и не нужно там существовать. Я говорю о себе. О себе, простой смертной, Каролине Франческе Санторо. Я останусь в Подземном мире и буду любить бога. Просто снова поменяй нас местами. Верни мне мое тело, а это, — Лина показала на себя, — возврати своей дочери.

— Не могу. Ты не принадлежишь этому миру, Каролина. — Деметра разгневалась. — Ты знала, что пришла сюда только на время. Я ничего другого тебе не обещала.

— Но должен же быть какой-то способ...

— Его не существует. Мы обе должны сделать то, что обещали.

— И я даже не смогу рассказать ему, кто я на самом деле? — в отчаянии спросила Лина.

— Подумай как следует, Каролина, не поддаваясь порывам сердца. Как поступит владыка умерших, если узнает, что его обманули, что ты не богиня весны, а хозяйка пекарни из мира смертных, женщина средних лет? Ты полагаешь, он раскроет тебе свои объятия? — Деметра вскинула руку, не давая Лине возразить. — И не имеет никакого значения, что ты не собиралась его обманывать. Ты сказала, что я не знаю Гадеса, но все бессмертные знают о нем вот что: владыка умерших ценит правдивость превыше всего. И как он воспримет твою ложь?

— Но он любит меня...

— Если Гадес кого-то и любит, так это Персефону, богиню весны, завоевавшую его привязанность, — решительно заявила Деметра. — И вот еще о чем задумайся на мгновение. Как будут чувствовать себя души умерших в Подземном мире, если узнают, что богиня, принесшая им столько радости, на самом деле оказалась всего лишь простой смертной в маскарадном костюме?

Лина вздрогнула.

— Им будет очень больно.

— Именно так.

— То есть я никому не могу рассказать...

— Да, дочь моя, не можешь. — Лина крепко закрыла глаза, и Деметра видела, что женщина, скрытая в теле ее дочери, старается преодолеть боль, вызванную ее словами. — Помни вот о чем: когда ты вернешься на свое законное место, настоящая Персефона будет смотреть на Гадеса просто как на одного из богов; с кем она позабавилась. И даже если тебе кажется, что между вами произошло нечто особенное, Гадес со временем будет смотреть на все точно так же. Прислушайся к своему внутреннему голосу — и ты поймешь, что для бессмертных это обычное дело.

Когда Лина снова открыла глаза, в них горела решимость.

— Я вернусь в Подземный мир и завершу свою работу. Ты говоришь, мое время почти уже подошло к концу?

Деметра кивнула.

— Хорошо. Я готова уйти, когда ты скажешь.

— Я знала, что, выбрав тебя, поступила мудро. — Образ богини начал таять в хрустальном шаре. — Возвращайся, дочь моя, с моим благословением, — сказала Деметра и исчезла.

Лина отвернулась от оракула. Ее взгляд скользил по прекрасному озеру Авернус, не замечая его красоты. Лина не плакала. Она просто стояла неподвижно, как будто эта неподвижность могла защитить ее от боли.

Скрытый шлемом невидимости, Гадес задержался у выхода из тоннеля. Его отчаянное желание найти Персефону угасло. Она не сбежала от него. Она просто говорила с оракулом своей матери. Гадес не слышал слов, но он все видел, и его облегчение быстро сменилось новой тревогой. Персефона была сильно расстроена, она выглядела почти испуганной.

Может быть, именно поэтому она не хотела сообщать ему, что намерена поговорить с Деметрой? Возможно, она боялась того, как ее мать отнесется к их любви? Может быть, она пыталась как-то защитить его? Впрочем, она ведь понимала, что он и сам — могущественный бог. А может быть, и не понимала? Персефона была очень молода — хотя и проявляла такую зрелость ума, что легко было забыть о ее возрасте, — к тому же он слишком долго держался в стороне от других бессмертных... может быть, ей казалось, что он обладает могуществом только в своих владениях?

Он видел, как побледнела Персефона. Деметра чем-то сильно задела ее. Гадеса охватил гнев. Не снимая шлема невидимости, он стремительно двинулся вперед.

Из оракула доносился суровый голос Деметры:

— Помни вот о чем: когда ты вернешься на свое законное место, настоящая Персефона будет смотреть на Гадеса просто как на одного из богов, с кем она позабавилась. И даже если тебе кажется, что между вами произошло нечто особенное, Гадес со временем будет смотреть на все точно так же. Прислушайся к своему внутреннему голосу — и ты поймешь, что для бессмертных это обычное дело.

Гадес резко остановился, словно споткнувшись. Он что, ослышался? Он всего лишь один из богов, с кем она позабавилась? Не веря собственным ушам, Гадес ожидал ответа Персефоны.

— Я вернусь в Подземный мир и завершу свою работу. Ты говоришь, мое время почти уже подошло к концу?

Так он был для нее просто работой?

— Хорошо. Я готова уйти, когда ты скажешь.

Она собиралась покинуть его. Гадес, оставаясь невидимым, наблюдал, как богиня, которую он полюбил, отвернулась от оракула и уставилась куда-то вдаль. Ее глаза были сухими. Лицо — неподвижным. Она выглядела абсолютной незнакомкой.

Нет! Гадес не мог в это поверить. Он ведь слышал только часть их беседы. Он, должно быть, чего-то не понял. Он ведь знал Персефону. Его Персефона не могла бы обмануть. Он уже поднял руку, чтобы снять шлем невидимости, когда какой-то звук привлек его внимание. Он и Персефона разом повернулись — и увидели бога, свернувшего с тропы, обегавшей озеро Авернус.

Прекрасное лицо Аполлона светилось удовольствием. Он приветливо улыбался.